Десталинизация – это война с Победой как смыслом существования государства

 Знакомьтесь ... у нас старый знакомый!

Главный редактор еженедельного журнала "Однако". Родился в 1958 г. в Москве. Окончил общеэкономический факультет Московского института народного хозяйства им. Плеханова. Работал в изданиях «Коммерсантъ», «Независимая газета», «Вusinеss МН», «Сегодня», «Профиль», на телеканале «ТВ Центр». С 1999 года – автор и ведущий программы «Однако» на Первом канале (ранее ОРТ)  Михаил    Леонтьев

Десталинизация с точки зрения структуры управления, структуры  государства, социальной структуры, с точки зрения механизмов, – она завершилась. Причём завершилась задолго до конца СССР.

А конец СССР является, собственно говоря, доказательством успешного завершения десталинизации.

Что я имею в виду? Десталинизация была инициативой номенклатуры. Собственно, сама номенклатура стала номенклатурой в результате десталинизации. Что такое номенклатура? Аппарат сталинский, элита, которая, с одной стороны, непрерывно обновлялась, непрерывно воспроизводилась, с другой стороны – непрерывно репрессировалась. 

   То есть, Сталин создал механизм производства элит и механизм абсорбирования элит. Вот эта элита, созданная в сталинские годы, после ухода вождя потребовала для себя привилегий: сначала – гарантий безопасности, а потом – гарантий безответственности и безнаказанности.   И их добилась. Вот это и есть суть десталинизации – когда механизм производства элит продолжал действовать, а механизм их абсорбирования был отключён.

Это можно сравнить, в конце концов, с «Манифестом о вольности дворянства». Смысл существования дворянства был в службе, как мы помним, – и за это оно получало свои привилегии. Так вот, дворянство добилось того, что смысл его существования стал в нём самом. Того же добилась и номенклатура. То есть если раньше, в эпоху сталинского строительства, народ был расходным материалом, но и элита была точно таким же расходным материалом для строительства государства, для выполнения задач, которые перед этим государством стояли, то теперь народ продолжал быть расходным материалом, а элита превратилась в самодостаточную, самоценную сущность – то есть в номенклатуру.

Процесс десталинизации был закончен, и результат его – крах СССР. То есть – предательство элиты. Потому что элита, которая никому не служит,  ни для чего не нужна, кроме себя самой, – она и слила государство. Это если говорить о реальной десталинизации.

Что имеют в виду те, кто сейчас говорят о десталинизации?

Что такое нужно демонтировать сейчас, немедленно в нашем государстве, чтобы назвать этот процесс десталинизацией?

Механизм массовых репрессий? Не просматривается.

Культ какой-то личности? Ну... Смешно.

Может быть, надо ликвидировать механизм жёсткой ответственности элиты за результаты деятельности? К сожалению, нету предмета.

Некие «уроки истории» актуализировать? 

Про те же репрессии, про бережное отношение к человеческому ресурсу. Чтобы, значит, не повторить, чтобы «люди, будьте бдительны»…

Это всё тоже ни о чём. Никто не пытается сейчас, с одной стороны, восстановить механизм массовых, не адресных репрессий. И, с другой стороны, никто не может попытаться использовать население как расходный материал, чтобы им «взнуздывать» историю. Эти вопросы просто ушли. Это вопрос истории – величия, трагедии, конкретных условий и обстоятельств в конкретный момент времени. Не об этом речь идёт.

Речь идёт на самом деле исключительно об исторической памяти. То есть – об образах. Нужно демонтировать, вырезать из общественного сознания образ Сталина. Сама по себе задача, казалось бы, крайне странная. Ну, образ и образ. Монголы боготворят Чингисхана, узбеки – Тамерлана, французы – Наполеона... Это национальные герои, национальные символы.

Но есть, однако, важнейший момент, который делает десталинизацию насущной необходимостью для значительной части российской элиты – той самой постноменклатуры, которая является продуктом реальной, уже свершившейся десталинизации.

За Сталиным, за образом Сталина, за исторической памятью, которая называется словом «Сталин», стоит то, что не может стоять за нынешними элитами. Это Победа. Смысл десталинизации – это изъять Победу из сознания. Причём не просто факт Победы в Великой Отечественной войне, а Победу в широком смысле – Победу как задачу.

Сталин, в отличие от очень многих различных политических деятелей разных эпох, очень хорошо понимал главную задачу, которая стоит перед государством: это задача победить.

И образ Победы, стоящий за Сталиным – не образ военного вождя, который номинально или даже реально возглавлял армию и народ в условиях страшнейшей войны. Это образ политики, которая полностью с начала и до конца заточена под Победу.

Ни о какой войне, ни о какой Победе речи не могло быть, если бы не была совершена та колоссальная мобилизация, которая предшествовала войне. «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут», – это та самая знаменитая сталинская речь 1931 года, когорая обозначила задачи и вызовы с точностью до месяца.

Так вот главный объект десталинизации – это идея Победы в принципе. Виталий Третьяков, который выступил с идеей девласовизации, абсолютно точно заметил, что десталинизация – это борьба со Сталиным с позиций Власова. Вполне логичная, к слову, позиция для власовцев. Это пораженцы.

Пораженцам нужно изъять из национального кода – из понимания того, чем должно заниматься государство и зачем оно вообще существует, – вот эту упрямую и неудобную вещь. Победу. Не выковыряв Сталина, этого сделать невозможно.

А иначе – их сомнут. 
                                                                                                 Источник http://www.odnako.org/blogs/show_10528/  
                  


Что на самом деле народ думает о "десоветизации"

      Автор: Алексей Кравецкий  «ОднакО»

      http://www.odnako.org/blogs/show_10772/

 Мне последние пару лет очень везёт в одном аспекте: пожелаю, бывает, что-то сделать, а оно раз, и само делается. Фактически, с неба в руки падает.

Было дело, в частности, мы с одним приятелем обсуждали его предложение сделать агентство по сбору статистики на добровольной основе. Я тогда сказал, что было бы очень круто, но не представляю, как такое поднять. Людей нужно много, сил много, времени много. Результаты бы оно дало потрясающие, но, чёрт возьми, как? Как такое сделать? Однако, решили мы, надо попытаться.

Не успели мы даже начать пытаться, — и дня не прошло, — как Кургинян объявил о том, что он создаёт такое агентство и запускает первый опрос. «О как!», — мысленно сказал себе я. Ещё один золотой в копилку нечеловеческого везения последних лет.

Но я даже представить себе не мог, насколько мощным получится результат. Я думал, будет пара десятков добровольцев и опросы на выборке из пары-тройки сотен человек. Сравнимо с оными у профессиональных агентств, но придётся в регулярном порядке бодаться на тему репрезентативности — этого, многими мистически воспринимаемого понятия.

Репрезентативность, вообще говоря, это соответствие выборки, на которой строится анализ, полному множеству, которое хотят проанализировать на примере выборки. Понятие весьма умозрительное, не имеющее даже численных характеристик, но качественно оно обозначает, что внутри выборки её элементы статистически распределены по важным для анализа параметрам примерно так же, как элементы всего множества. Ну, если у нас в обществе каждый десятый имеет лысину, то для опроса про шампуни нам желательно иметь лысых и волосатых в таком же соотношении. Поскольку, если лысых среди опрошенных будет 90%, результат на выборке наверно будет отличаться от результатов на всём обществе. Которых результатов у нас, конечно, нет, но мы из общих соображений можем такое предположить.

У репрезентативности есть хорошее свойство: чем больше в абсолютных показателях выборка, тем меньше вероятность, что при случайном выборе опрашиваемых, у нас получится сильно отличающееся от всего множества распределения. Грубо говоря, когда счёт идёт на тысячи, не надо предпринимать усилий, чтобы соблюсти репрезентативность. Наоборот, это надо предпринять усилия, чтобы её нарушить.

Образно это можно бы пояснить на шариках в мешке. Ну там, сто чёрных и тысяча белых. Если мы вытаскиваем два шарика, то весьма вероятно, что оба будут белыми. И даже то, что оба будут чёрными, относительно вероятный результат. Не являющийся, скажем так, пренебрежимо редким. Если же мы вытаскиваем двести шариков, то тут соотношение будет примерно 1:10, — именно это нам обещает закон больших чисел. Сильно отличающиеся соотношения возможны, но очень маловероятны. Разве что, если специально мухлевать.

Так вот, в общем случае эти детали от граждан сокрыты, поэтому любой опрос приводит в первую очередь к тому, что те, кому результаты не нравятся, начинают рассуждать про «нерепрезентативность опроса». И на паре сотен опрошенных их слова имеют больший вес, чем на десятках тысяч. С десятком же тысяч, я вам скажу, даже сознательно затроллить уже проблематично. Деяния отдельных троллей «сожрутся» массовостью опроса. Это можно математически показать, но не суть.

Я столь много абзацев посвящаю репрезентативности, поскольку она неминуемо будет основной зацепкой недовольных результатами, а вам надо хотя бы примерно понимать, что есть что, дабы проще было этим недовольным и сомневающимся ответить.

В общем, группа Кургиняна организовала опрос с беспрецедентными показателями: порядка полутора тысяч опрашивающих. Подчеркну: опрашивающих — не опрашиваемых. Обычно в опросах профессиональных агентств опрашиваемых меньше, чем у Кургиняна опрашивающих. 36 000 опрошенных из 1700 населённых пунктов. Более репрезентативных опросов на данный момент, на сколько я знаю, не было. Не было даже сравнимых по репрезентативности. Такого масштаба опрос, вообще говоря, может оказаться нерепрезентативным только если он специально подтасован.

По условиям проведения опроса опрашивающие не должны были опрашивать людей из компартий (во всяком случае, сознательно), не должны были проводить опросы в заведомо политизированных группах людей, а, напротив, стремиться к случайным встречным — то есть, опрашивать в электричках, у остановок общественного транспорта, в кафе и так далее. Кто-то, возможно, нарушал условия, но, повторюсь, усилия отдельных троллей при таких масштабах нивелируются количеством элементов выборки.

В дополнение, результаты опроса были нормированы к распределению во всём обществе (то есть, к результатам переписи). При большой выборке это делается довольно легко. Наиболее прямолинейный вариант — случайным образом выбросить некоторые анкеты из подмножеств где выходящих за пределы распределения. Более хитрый — ввести нормировочный коэффициент. Грубо говоря, если в обществе лысых — один к десяти, а в выборке — один к двадцати, то каждый лысый из выборки считается за два человека. Я не знаю, какой именно способ использовался, но проблемы это не должно было составить.

Резюмируя: если этот опрос «нерепрезентативен», то вообще все остальные ещё более нерепрезентативны и, таким образом, считающие его нерепрезентативным фактически не могут знать мнения населения в принципе. А значит, не могут и высказывать какие-либо утверждения, касающиеся доли того или иного мнения в обществе.

Ну так, перейдём к сути. Про что опрос. Опрос — про отношение к десоветизации, предложенной Советом по правам человека при президенте РФ. И своей темой он подспудно выявляет отношение к социализму и СССР в целом. А заодно — к нынешнему капитализму и к его борьбе с «тоталитарным прошлым».

Этот беспрецедентный опрос дал беспрецедентные результаты. Я бы сказал, сокрушительные.

Почти 90% граждан против проведения десоветизации в предложенной комиссией форме. Вдумайтесь: 90%! Почти 90% граждан на вопрос: «Нужно ли в России осуществлять программу, предполагающую признание Советского Союза преступным государством, осуществлявшим геноцид собственного народа и виновным в развязывании Второй мировой войны» (это — цитаты из программы, если что) ответили «нет».

Иными словами, неоднократно высказанные тезисы, будто Советский Союз сейчас защищает лишь кучка маргиналов в пику основной массе населения, его решительно осудившей, строго противоположны реальности: наоборот, нападает на Советский Союз лишь «кучка маргиналов», а подавляющее большинство населения не считает СССР преступным государством.

Если попытаться облечь качественное утверждение в количественные оценки, предложив оценить программу от -5 (очень плохо) до 5 (очень хорошо), то получается следующее распределение.

«Нейтральной» здесь считается оценка от -3 до 3 — весьма широкий диапазон, надо отметить. Но даже в этом случае 69% опрошенных (что соответствует, таким образом, примерно 69% населения) оценивают программу десоветизации резко негативно.

Средняя оценка этой программы населением: -2,85. Фактически, «очень плохо».

Тезис о том, будто «преступлений социализма не замечают только малообразованные», тоже треснул по всем швам. Наоборот, люди с высшим образованием оценили программу даже несколько ниже, чем все остальные, причём, в особенности люди с неполным средним и высшим (то есть, по-видимому, на данный момент учащиеся):

Вообще, опрос показал, что приписывать Советскому Союзу страшные грехи несколько более характерно для молодых, нежели для взрослых.

Из этого, впрочем, не следует, что усилия по внедрению через образовательные учреждения антисоветской идеологии дают свои плоды — ведь те, кому сегодня тридцать, в девяностые были как раз школьниками и студентами. И они тоже поддались пропаганде. Однако сегодня их мнение поменялось на просоветское, — не смотря даже на круглосуточную борьбу со сталинизмом по всем телеканалам.

Ещё интересней ситуация с вероисповеданием. Оказалось, что наиболее сильно не приемлют десоветизацию, как ни странно, сознательно верующие. Сознательно неверующие от них практически не отстают. И только «условно верующие» (читай, те, которые верят в сверхъестественное, но сами не знают, в которое именно) показали результат пониже. Впрочем, всё равно резко отрицательный.

Эти данные, кроме того, косвенно ещё раз намекают нам, что верить в чудовищность Страны Советов несколько более характерно как раз для людей, которые меньше стремятся разобраться в своём мировоззрении, — ведь чётко определившиеся в вере или неверии, получившие высшее образование, не одобряют десоветизацию сильнее. То есть, желание разобраться в среднем приводит человека к просоветским убеждениям, а не наоборот, как то заявляют либералы.

Вообще, неясно, на кого при таких раскладах собираются опереться десоветизаторы. Население в целом против. Можно было бы уповать к верующим (гонения на церковь в СССР, всё такое), но они ещё сильнее против. К хорошо образованным? Обратно же, они — наиболее негативно настроенная группа. Быть может, к силовым структурам? Хрен с ней, с демократией, — силой заставим?

О чудо, и силовые структуры тоже ещё сильнее против. Их отношение к программе в среднем хуже, не только, чем у студентов и бизнесменов, но даже чем у пенсионеров! Работники силовых структур показали почти самый сильный градус неприятия.

Что, на мой взгляд, особенно важно в этом опросе, это не столько прояснение, чего люди думают по поводу СССР. Гораздо важнее то, что опрос позволяет большинству населения осознать: их мнение, это не мнение маргинала, это — мнение большинства.

На протяжении почти двадцати лет большинство населения жило с мыслью: «я недоволен официальным негативным отношением к Советскому Союзу, но я — один». Оказалось, не один. Одни, это те, кто пытается СССР выставить преступником. Те, кто пытается отобрать у народа гордость за его прошлое. Те, кто приравнивает социализм к фашизму.

Мне всегда хотелось такого положения вещей, но я всегда сомневался, что так и есть. Слава богу, опрос рассеял сомнения.

Собственно, сотни тысяч и, временами, миллионы зрителей, одобрявшие позицию Кургиняна в его телевизионных выступлениях (на фоне вдесятеро меньшего количества противников его позиции) уже давали хорошее подтверждение тезису: народ в большинстве своём одобряет Советский Союз. Однако всё время слышались заявления, что де это — флэшмоб.

Флэшмоб из миллиона человек, конечно, — очень нехилый такой флэшмоб, но мало ли. Но нет, не флэшмоб — опрос дал то же соотношение. Теперь сомнений нет. Сомнения теперь остались в прошлом.

Население показало удивительную единодушность по всем своим срезам. Практически одни и те же результаты (с весьма небольшими отклонениями) получились по всем областям, по всем национальностям, по всем профессиям, вероисповеданиям, возрастам и социальным статусам. Последнее, конечно, вызывает некоторые сомнения: вряд ли ведь в опросе приняли участие крупные чиновники и бизнесмены, но, тем не менее, чиновники и бизнесмены в целом тоже представлены. И их мнение ровно то же, что у всех остальных. Единство нации, можно сказать, достигнуто не в рамках программы десоветизации, а в рамках её отрицания.

Крайне интересно теперь, сделает ли наше номинально демократическое государство из этого соответствующие выводы? Удовлетворит ли запрос населения или же, напротив, признает, что демократия существует только номинально?

Источник статистики

Источник фото